Вся правда о вине в ресторанах

Деловые дискуссии с рестораторами, организованные совместно Restoclub.ru и «РБК Петербург», уже стали хорошей традицией. Очередная встреча состоялась в ресторане Gusto и была посвящена тенденциям на винном рынке. Говорили о том, кто, где и как нынче пьет вино в Петербурге, о продукции отечественных виноделен, о том, чем руководствуются сомелье при формировании винной карты, а также как изменились отношения ресторанов с поставщиками вина за последние годы.

Участники:

• Леонид Стерник, совладелец ресторана Vincent
• Александр Алексеев, совладелец сети Vinostudia
• Алексей Басов, совладелец винотек Tre Bicchieri, ресторанов Big Wine Freaks и «Морошка для Пушкина»
• Дмитрий Волога, сомелье ресторана Una
• Дарья Аверкиева, директор ресторана Gusto
• Елена Львовская, директор ресторана Le Boat
• Ульяна Гладий, сомелье ресторанов «Винный шкаф» и Port
• Денис Барабанов, директор по импорту и развитию группы компаний Nesco
• Екатерина Яценко, сомелье ресторанной группы Probka
• Игорь Большаков, генеральный директор ресторана «Блок»
• Дмитрий Журкин, директор по импорту группы «Ладога»
• Виктория Мустяца, управляющая школы вина «Энотрия» в Санкт-Петербурге
• Анна Москвитина, бренд-сомелье и идеолог проекта The Safe
• Ирина Пономаренко, директор компании Simple
• Арам Мнацаканов, основатель ресторанной группы Probka
• Евгений Лебедев, сомелье холдинга Ginza Project

Модераторы:

• Маргарита Беляева, главный редактор Restoclub.ru
• Наталья Доброва, шеф-редактор «РБК Спб»

Маргарита Беляева: Давайте начнем обсуждение с того, как изменилось потребление вина за последние пару лет. Например, есть гипотеза, что больше всего «просел» средний сегмент, а уровень потребления демократичных вин и вин «хай класса» сохранился.

Алексей Басов: Можно сразу уточнить, что значит «средний» сегмент? Для наших ресторанов это где-то от 4000 до 8000 рублей за бутылку, а каких-то других ресторанах то же самое — дорого. Все занимают разные ниши.

Ирина Пономаренко: Я думаю, что не совсем корректно определять сегмент уровнем ресторана: принцип сегментации один по всему рынку по стоимости бутылки — и по ритейлу, и по ресторанам. Есть сегмент от 0 до 500 рублей, есть от 500 до 1000 и так далее. Рестораны все-таки представляют продукцию среднего класса и выше.

Мнацаканов: Полностью согласен. Средний сегмент в ресторанах — это от 2000 до 5000 рублей. При этом только в заведениях уровня «Гранд Отеля Европа» или «Морошки для Пушкина» нижняя планка повыше.

Доброва: А нет такой стратегии на рынке: купить у импортера вино из одной ценовой категории, а продавать его в ресторане определенного уровня как вино категории выше?

 
На фото (слева направо): Наталья Доброва, Маргарита Беляева

Мнацаканов: Если вы объясняете гостям, что это особое вино, биодинамическое, насколько оно полезнее для здоровья, чем обычное вино, рассказываете про эксклюзивные квоты на продажу… тут может быть любая цена. А если вы берете, скажем, кьянти — то все знают, что это такое. Поэтому оно плюс-минус попадет в определенную ценовую категорию, в которой и должно быть кьянти. 

Доброва: То есть, все-таки можно говорить о смешении ценовых сегментов вина?

Дмитрий Журкин: На самом деле, тут собрались одни из самых успешных рестораторов города, и у вас все может быть несколько иначе, чем у других. А при этом есть рестораны, которым  вчера нужно было Чили известной торговой марки, а сегодня они согласны на другую малоизвестную марку, только потому что она на 70 рублей дешевле.

Наталья Доброва: А они дают обратную связь от аудитории — есть ли на это вино спрос?

Журкин: Да, как раз тезис, с которого вы начали — мы действительно ощущаем это влияние. «Серединка» начинает немножко размываться и заполняться продукцией entry level — винами входной, «низшей» категории. Пожалуй, сохраняется стабильность в высоком ценовом сегменте. Там гости тебя выслушивают, с твоими легендами соглашаются — коммуникация с этими потребителями сохранилась, если речь идет о чем-то действительно стоящем — резервном Бароло, допустим.

На фото (слева направо): Леонид Стерник, Дмитрий Журкин, Игорь Большаков, Ульяна Гладий

Елена Львовская: Эта тенденция заметна и в Le Boat. Например, нам пришлось создать специальное банкетное предложение с винами по 1000—1200 рублей, потому что сейчас даже вина по 2000 рублей кажутся людям дорогими. Наценку делаем всего лишь порядка 100%. Мы на этом почти ничего не зарабатываем — лишь бы люди не уходили в другие рестораны и не приносили напитки с собой. В то же время, вина по 20 000 рублей и выше по-прежнему продаются хорошо.

Беляева: В общем, люди готовы пить более дешевое вино, хуже, но платить больше не готовы?

Львовская: Да, особенно, если мы говорим о больших мероприятиях, где цель — не насладиться вкусом вина, а напоить какое-то большое количество гостей.

Дарья Аверкиева: Поддержу Елену — у нас схожая динамика. Я бы не стала говорить, что кто-то готов пить что-то худшего качества, это вопрос органолептических характеристик. Для банкетов и праздничных застолий вино может быть не сложным, питким и подходящим к большому количеству блюд.

Беляева: Александр, вы изначально работаете в демократичном и среднем сегменте. Расскажите, как у вас изменилось потребление, какие тенденции наблюдаете?

Александр Алексеев: У нас цены стартуют от 800 рублей за бутылку, самая дорогая — чуть больше 2000. Сейчас приходится больше работать с поставщиками: мы заменяем вино, которое подорожало, на такое же вино, этого же сорта, но от другого поставщика. Не скажу, что оно хуже, но производители отличаются. В принципе, мы стали больше искать, поэтому у нас ничего не поменялось и цены остались на том же уровне.

На фото: Александр Алексеев

Евгений Лебедев: Если отвечать на вопрос, изменился ли спрос, — спрос не изменился, но предложение изменилось. Цены двухлетней давности ушли вверх, и пришлось проделать довольно большую работу, чтобы предложение, которое и раньше для гостя составляло 3000 рублей, оставалось таким же качественным. Поставщики пересмотрели свои портфели, а рестораны — свои запросы. Конечно, за те же 3000-4000 рублей теперь будет другой продукт, но не факт, что хуже — может, просто что-то менее известное. К тому же, среди поставщиков картина поменялась. Если раньше на рынке были в основном крупные игроки, то сейчас появилось большое количество небольших компаний, у них более свежий взгляд и они более восприимчиво реагируют на рынок. Ты просишь что-то оригинальное, новое, недорогое — и это очень скоро появляется.

Леонид Стерник: И эти маленькие компании не занимаются сетевыми, крупными проектами, не пытаются встать в Metro или «Окей», — они заточены на рестораны. Они понимают, что там есть маржинальность и что, образно говоря, покупая в опте вино за 4 евро, они продадут его ресторану за 10 — и это будет адекватная цена, его купят.

Басов: Такие компании заняли место крупных игроков, которые умерли во время кризиса, но их очень мало — по пальцам можно пересчитать. И, в принципе, ничего не изменилось. Разве что ушли дурацкие условия «входа» по той причине, что они обязывали ресторатора становиться заложником ситуации, когда евро скачет, и каждый день цена закупки меняется. Надо понимать, что большие компании быстро и хорошо продают свое вино. А маленькие, как правило, не имеют больших продаж, у них товар лежит долго на складе, и они его до сих пор могут продавать по старым ценам. Преимущество за большими компаниями так и будет сохранятся, а тенденция появления альтернативных игроков сопряжена с появлением кластера маленьких ресторанов.

Мнацаканов: Я немного не понимаю: вот вы все говорите, что раньше мы покупали хорошие вина по одной цене, а сейчас вот собрались, поговорили и стали покупать такие же хорошие вина, но по более низкой цене. Значит ли это, что раньше мы переплачивали? Давайте спросим Ирину — она точно скажет, как удается такой компании, как Simple, сейчас делать лучшее предложение по соотношению цена/качество? Рассказы о том, что мы пьем что-то очень хорошее за очень маленькие деньги — это из той же области, что я с удовольствием пью с ребятами любую водку, потому что я с ребятами — и мне все равно, какая водка.

На фото: Арам Мнацаканов

Ирина Пономаренко: У нас достаточно большая компания и сбалансированный портфель для удовлетворения всех категорий: ритейл, корпоративные клиенты, винотеки Grand Cru. Сейчас действительно во всех сегментах все стали чувствительны к цене, поменялась модель ценообразования. Началось это с 2014-2015 года, когда ритейл и некоторые сети стали отменять бек-выплаты, переходить на прямую цену и расширять на полке сегмент до 500 рублей. Если говорить про хореку, они тоже переходят на прямую цену.

Доброва: Можете ли вы сказать, что ваша маржинальность по разным сегментам упала?

Пономаренко: Наша маржинальность по разным сегментам разная, но в целом ситуация существенно не изменилась. Мы импортеры — мы зависим от курса. Ни для кого не секрет, что объем импорта  в Россию упал и в бутылках, и в деньгах в среднем на 30%, —  это всех коснулось. Спрос падает.

 
На фото: Игорь Большаков

Журкин: По поводу маленьких компаний: да, сейчас они отъедают долю рынка у больших, но это феномен, на мой взгляд, кратковременный. Они либо вырастут, либо умрут. Важно упомянуть о другом. Сейчас отсутствует формализм, финансовая ангажированность. Раньше карты в ресторанах зеркально повторялись, сомелье мог сходить с ума оттого, что у него не заполнен раздел красной Луары, или меньше трех наименований Божоле, а сегодня ему плевать — он думает о сочетаемости с кухней и об экономических показателях. Маленьким компаниям-поставщикам при таком подходе находится место, поскольку сомелье абсолютно открыты к новым предложениям.

Доброва: Однако изменение портрета предпринимателя может нести риски для крупных импортеров вин: теперь надо создавать уникальное предложение, подстраиваться. Денис, как у вас обстоят дела?

Денис Барабанов: Да, несмотря на то, что мы относительно крупный импортер, мы стараемся регулярно находить каких-то новых интересных производителей, что-то новое предлагать для HoReCa. Это постоянный поиск.

Мнацаканов: Мы тут собрались обсуждать проблему, но в чем проблема-то? Люди продолжают пить и гулять, просто ищут подешевле.

Беляева:  Ну кто-то считает, что люди ищут подешевле, это проблема..

Анна Москвитина: Почему? Они просто пьют другое — и пьют больше. По ресторанам Italy Group и по своему Safe могу сказать, что в цифрах ничего не изменилось: люди перестали заказывать средний сегмент, стали пить больше дешевых вин. Гости при этом те же, постоянные.

На фото: Анна Москвитина

Журкин: Вот, кстати, Елена сказала, что с наценкой в 100% они ничего не зарабатывают. Я, как человек, в большей степени связанный с ритейлом, не могу понять, как это?

Львовская: Мы снижаем маржинальность еды и вина, а аренду никто не понизил и людям нужно платить столько же. А учитывая нынешнюю стоимость еды, получается, если мы выходим в ноль, то это хорошо. Маржинальность сильно упала по сравнению с уровнем двухлетней давности.

Доброва: Вино — это вообще хороший источник дохода в ресторане?

Львовская: Это зависит от концепции.

Игорь Большаков: Это не зависит от концепции. Вино может приносить дополнительную прибыль в независимости от концепции.  Если вы грамотно нажимаете на поставщиков и наступаете себе на горло, то можете дать гостю понятное соотношение цены и качества.  Мы не гонимся за прибылью при формировании цены как винной карте, так и в меню, мы стараемся соблюдать этот баланс цены и качества, тем самым увеличивая объем продаж.

Львовская: Вот вам показательный пример: в ресторане Ferma в 9 часов вечера двойная посадка, все едят. Максимум, закажут бокал вина. А затем они уходят, условно говоря, в «Виностудию» и пьют там. Есть рестораны «чтобы поесть» и «чтобы выпить» — совместить эти два формата очень сложно.

На фото: Елена Львовская

Большаков: Я считаю, что просто есть разные гости. Есть, например, молодежь, которая сначала идет поесть с небольшим бюджетом, а потом — с таким же бюджетом выпить. Но если мы говорим про рестораны со среднем чеком от 2500 с человека, то, как правило, в этих ресторанах гости требовательны и к блюдам, и к напиткам. Они выбирают ресторан, где и кухня, и напитки на уровне.  Могут заказать блюдо, а под него бутылку вина, а могут выбрать вино и сделать заказ.

Львовская: Так вот мы сейчас и говорим как раз, что этот средний сегмент в последнее время существенно просел. Люди среднего достатка, которые приходят к нам в ресторан, хотят выпить бутылочку среднего вина, которая стоит у нас какую-то приличную сумму. Они лучше поужинают у нас и пойдут выпьют дома. А люди более высокого достатка, которые хотят выпить бутылку хорошего вина в хорошем ресторане, пойдут в ресторан дороже, чем «Ферма».

Журкин: Я слежу за дискуссиями в Европе относительно наценок на вино: там они все опасаются, что если не идти на уступки в маржинальности, то гости все больше начнут приносить с собой. На британском рынке это, например, приобретает угрожающие масштабы. Как вы, рестораторы, относитесь к такому явлению, как пробковый сбор?

Мнацаканов: Он должен присутствовать, но в виде исключения для какого-то особенного вина. Наша задача — поменять ментальность людей. Как можно прийти на ужин в ресторане, запить его чаем, а потом идти домой, чтобы пить вино?! Должна быть культура. Поход в ресторан — это событие. Ты хочешь пообщаться с друзьями, вкусно поесть, выпить, не важно в какой ценовой категории.

Стерник: Есть люди, для которых поход в ресторан не несет ничего необычного, они просто приходят поесть.

На фото: Леонид Стерник, Дмитрий Журкин, Игорь Большаков

Мнацаканов: Что значит «пришли поесть»? Ты должен делать это с удовольствием.

Москвитина: Сейчас сменилась тенденция. Люди перестали ходить в ресторан как на праздник.

Журкин: Ну это не везде так. Например, в Сургуте все как в советское время: там нет понятия «есть не дома» — в ресторан идут что-то отметить и потанцевать. И, тем не менее, даже сетевые проекты умудряются как-то существовать.

Виктория Мустяца: Я согласна. Буквально пару дней назад я общалась с рестораном в Новом Уренгое по поводу обучения, разговор был следующим. Программа состояла из теоретической части и дегустаций, и представитель ресторана на полном серьезе изумлялся: «Что, официанты будут пить вино?! С утра?». Мы им отвечали: «Конечно, но не пить, а дегустировать, а как же они будут иначе рассказывать о нем гостям, не попробовав?».

На фото (слева направо): Ирина Пономаренко, Виктория Мустяца, Елена Львовская

Беляева: Ульяна, расскажите, как у вас все устроено? Вы занимаетесь демократичными модными барами, у вас в большей степени молодежная аудитория…

Ульяна Гладий:  Я веду совершенно разные проекты, но они все и про вино, и про еду. Мы уделяем много времени обучению персонала, и сейчас они транслируют гостям культуру правильного потребления — например, чтобы люди пили и аперитив, и дижестив. Прошло полгода, и я вижу, что людям это действительно стало интересно, они начали развиваться. Стала наблюдаться тенденция, гости пьют более дорогие напитки, нежели полгода назад — люди скорее позволят себе одну бутылку раз в неделю, но это будет хорошая бутылка, у которой есть история. Это уже не просто продукт.

Доброва: А вы видите тенденцию, что где-то люди просто ужинают, а куда-то приходят именно пить?

Гладий: Приходят пить в «Винный шкаф» в большей степени, да. Но Hamlet+Jacks и Port — это и про вино, и про еду. Люди там могут пробыть 2-3 часа, заказывают и аперитив, и закуски, и горячее, и дижестив.

На фото: Ульяна Гладий

Доброва: А вот по поводу бокальных позиций: раньше хорошая винная карта по бокалам была счастливым исключением. Сейчас это меняется?

Яценко: Меняется и значительно! Популярный долгое время «Эноматик» сейчас сильно сдает позиции. Передовой уже считается система Coravin. Это оборудование позволяет открыть любое вино, практически не нарушая целостность упаковки, — прокалывая пробку иглой. Таким образом, можно открыть для гостя любую бутылку, которая потом простоит спокойно месяц без потери качества вина.

Москвитина: Есть еще система Bermar, которая позволяет наливать вина по бокалам (и тихие, и игристые) и хранить потом 21 день. Это диспенсер, который закачивает в бутылку диоксид углерода. Дорого, конечно — около 300 000 рублей — но оно того стоит. У нас, кстати, есть и то, и другое. Coravin увеличивает себестоимость бокала на 50 рублей, но это ощутимо. Поэтому она используется только для дорогих вин.

Беляева: А есть некая мода на вино? Что люди чаще спрашивают? Я слышала, что сейчас популярен рислинг.

Басов: Сейчас правит бал минимализм в гастрономиии, скандинавская тема, и, если готовишь такую кухню, естественно, нужно подавать легкие элегантные вина на основе минеральной структуры. Какая-нибудь Бургундия, например. Рислинг в этом смысле имеет хорошую структуру на основе баланса кислотности и сахара. Это позволяет ему сочетаться почти с любым типом блюд — поэтому да, можно сказать, что такие вина становятся все более популярны. Это общемировой тренд, в Европе так уже давно.

На фото: Арам Мнацаканов, Алексей Басов, Леонид Стерник 

Мнацаканов: Европа — понятие относительное. В Гамбурге я посетил несколько дорогих ресторанов, просил натуральное вино — официанты не понимали, о чем вообще речь.

Басов: Это, кстати, следующий тренд — органические вина.

Аверкиева: А насколько каждый, кто пробует понимает, что пьет? Мне кажется, часто люди просто знают, что это модно, а не то чтобы получают истинное удовольствие от этого.

Мнацаканов: Создание натурального вина — это скорее движение к истокам виноделия, чем технологический прорыв. Но это, одновременно и прогрессивный тренд, маркетинг… Поэтому есть, конечно,  опасность, что в ажиотаже, находясь на пике интереса производители могут схалтурить и выпустить продукт низкого качества или увлечься и выпустить слишком, скажем так, органическое вино, в котором нотки навоза будут превалировать над земляникой. Всякое случается… Для этого мы все и работаем с поставщиками и виноделами очень тщательно, выбирая самых талантливых и добросовестных, способных находить баланс и гармонию в органике.

Басов: На самом деле, бургундские вина все органические, просто это нигде не написано. Практически для всех небольших производителей это норма.

Журкин: Да, когда был ажиотаж по поводу гаражных вин, бургундцы сказали: «Что за шум? Мы так работаем всю жизнь».

На фото: Денис Барабанов

Пономаренко: Но это все касается только узкого круга винолюбов, а мы же сейчас говорим про продукты на рынке в общем. Безусловно, происходит перераспределение потребления, но пино гриджо, кьянти и шабли как продавались в массовом объеме, так и будут продаваться. И в то же время, растет  спрос на вина Нового Света.

Беляева: Ирина, как различается потребление в магазине и ресторане?

Пономаренко: Если мы берем большой ритейл (супермаркеты) — это одна ниша: все хотят, чтобы цена на полке была до 500 рублей. Если мы говорим о специализированных магазинах, это другое дело — у них остался большой ассортимент и в среднем и в высоком ценовом сегменте. Другое дело, что в низком ценовом сегменте, например, они мониторят большой ритейл и на дорогие позиции делают меньше наценки.

Аверкиева: Ира, а производители, с которыми вы работаете, зная нашу проблему с курсом, изменили как-то свои коммерческие условия?

На фото: Дарья Аверкиева

Пономаренко: Нет. Возможно, изменились отсрочки, но в целом все так же. В Европе тоже непростая ситуация, у них инфляция, особенно в Италии. Условно говоря, никто не снизил цены  и не дал скидку 25%.

Мнацаканов: Рестораторы не прекратили закупать известные бренды? Ведь 90% людей выбирают то, что они знают. Если стоят 3 марки вина, то, конечно, скорее выберут что-то знакомое, на слуху, и такому гостю, конечно, не так принципиально, биодинамика ли это.

Пономаренко: Формирование винных карт на основе имен крупных производителей отходит на второй план, сейчас сомелье стараются творчески подойти к составлению карт, очень важно, чтобы «творчески» совпадало для ресторана с «коммерчески выгодным».

На фото: Ирина Пономаренко

Москвитина: Есть много людей, которые не очень разбираются в вине, и для них, например, гави неро — это такая подушка безопасности, потому что они его знают. И если в ресторане нет сомелье, гости будут брать что-то такое известное.

Басов: Каждый случай создания винной карты индивидуален и сопряжен с концепцией ресторана. Если ресторатор в вине не разбирается и у него нет сомелье, он, скорее всего, будет обращать внимание на бренды. Другие пытаются найти комплексный подход — сочетать какие-то бренды и редкие вина. А когда люди уверены в себе и делают концептуальное винное заведение, они включают в карту только редкие вина. К тому же, я бы не сказал, что бренды стали так уж дороги. У крупного производителя вино всегда дешевле, чем у маленького, благодаря большим объемам.

Доброва: Остался один вопрос — про русское вино. Об этом сейчас много говорят…

На фото: Наталья Доброва

Стерник: У меня ни одного русского вина в карте.

Доброва: А почему?

Стерник: Потому что ресторан называется «Винсент», а не «Викентий».

Яценко: Русское вино делает только первые шаги. Есть люди, которые вкладывают огромные деньги в виноделие, в технологии, в терруар — но этому нужно время. Пока, скорее, русское виноделие существует лишь на уровне столового вина.

Мустяца: Бывает, попадаются приличные образцы, но в очень маленьком количестве. Самая большая проблема — это непостоянство качества. Одну бутылку открыл — ок, вторую — спорно.

На фото: Виктория Мустяца

Большаков: У нас российские вина есть, но их не много и они довольно дорогие. Высокая для российского продукта цена обусловлена небольшими объемами производства. Мы берем российские вина высокого уровня. Последние несколько лет они получают награды и медали на гран-при, а благодаря грамотному менеджменту и выверенным технологиям имеют постоянное качество и спрос.

Львовская: У нас туристы заказывают только русское вино.

Большаков: Я вам больше скажу, даже рестораторы заказывают. Многих профессионалов рынка, иностранцев и просто гостей привлекает российское вино.

Журкин: Я считаю, у России нет паталогической неспособности создавать вино — нишу Чили мы спокойно могли бы занять, если бы прошли тот же самый путь. А именно: разобрались, что у нас растет на грядках, вложили бы деньги в оборудование погребов и в образование людей.

Мустяца: Общий уровень растет, и российское виноделие через несколько лет выйдет на какие-то серьезные количественные показатели.

Лебедев: Сами виноделы говорят, что впереди еще 20 лет интенсивной работы, потому что нет никакой классификации, регулирующих органов…

На фото (слева направо): Дмитрий Волога, Евгений Лебедев, Денис Барабанов 

Журкин: Есть мнение, что один из факторов головокружительного успеха Чили — отсутствие винодельческого законодательства в Чили.

Беляева: Дмитрий, а у вас представлены русские вина?

Дмитрий Волога: Нет, меня они не устраивают ни в плане цены, ни в плане качества. Над качеством нужно еще работать. Кто-то делает хороший и привлекательный продукт, но, несмотря на то, что мы все фанатично болеем за свое дело — стремимся продавать то, что нам нравится, — мы еще деньги считаем. И на сегодняшний день для нас российские вина — это невыгодно.

На фото: Дмитрий Волога

Юлия Толокевич: Я прошу прощения, я не сижу за общим столом… Но если позволите, пара слов. О чем мы говорим, если профессия сомелье появилась в реестре профессий лишь в июле 2015 года и только с 2016 года она приобретает официальный статус, и от сомелье будет требоваться профильное образование. Производители вина признают, что у нас настолько не хватает виноградников, что большая часть российского вина делается из привозного сырья. О чем мы можем говорить? Тренд есть, но он только зарождается.

Доброва: Я знаю что у «Симпла» есть виноградники в Грузии. А не интересуетесь ли вы виноградниками в Крыму?

Мустяца: Качественный виноградник можно купить только в Европе, не у нас. В Крыму готовый виноградник в хорошем состоянии не купить — соответственно, вы покупаете участок, где вам надо решить вопросы с электричеством и водой, и только потом что-то сажать… Это все требует колоссальных и рискованных инвестиций.

Лебедев: Да, но в то же время первые шаги в российском виноделии уверенно сделаны. Сегодня единственный отрицательный фактор для него — это сравнительно высокая цена за качественное вино: от 2000 рублей за бутылку. Но мы с гордостью можем сказать, что есть около пяти качественных производителей, которые пользуются хорошим спросом как среди потребителей, так и среди сомелье.

Также читайте материал с предыдущей деловой встречи РБК и Restoclub «Шеф-повар как фактор успеха ресторанного проекта»