Глава 3.
Лёня Чиклин как всегда опаздывал. Прошло уже пятнадцать минут после назначенного времени, когда Гуревич наконец-то увидел его неумело обкромсанную ножницами шевелюру.
- Денег на парикмахерскую нет – приходится самому себя стричь, - тут же пояснил Чиклин, даже не поздоровавшись, очевидно, предугадывая напрашивающийся вопрос. - Пошли, здесь напротив, в пышечную.
Перейдя дорогу, они оказались около ресторана Гин-но Таки, одного из старейших суши-ресторанов в Санкт-Петербурге.
- Не сюда, - спешно сказал Чиклин, увидев, что Гуревич уже потянул было на себя дверь. – Нам в соседнюю.
По соседству с рестораном оказалось маленькое кафе, с большой витриной, за которой сразу же стоял один из столиков, так что сидевшие за ним люди были хорошо видны с улицы, словно какие-то экспонаты. В этот раз он оказался свободным.
- О, за «флагманский» сядем, - радостно сказал Чиклин, и даже начал потирать руки.
Заказав пару эклеров с чаем они устроились за «флагманским» столом, и первые пять минут ничего не говорили, поглощая эклеры, и смотря на проходящих мимо.
- Ну, в общем, я послушал, - первым нарушил тишину Гуревич.
Чиклин, опустив глаза, пил чай, явно ожидая продолжения.
- Ну, мне понравилось, конечно, но… - замялся Гуревич.
- Что, но? – не выдержал Чиклин.
- Но есть пара вопросов, - увереннее продолжил Гуревич. – Вот, например - у меня такое впечатление сложилось, будто в текстах у тебя какой-то шизофренический диалог все время идет. Ты постоянно как бы сам к себе обращаешься, а иногда даже себя во множественном числе называешь. «Зачастил к нам гость редкий». Хорошая строчка, только к кому это, «к нам»?
- Да брось, Валера, не знаю, где ты там шизофрению увидел, и уж тем более диалог, - отвечал Чиклин. – Но, если он там и есть, диалог тобишь, уверяю тебя, он не шизофреничнее, чем наш с тобой сейчас.
- Ну допустим. Я, на самом деле, не все слова понял, ты бы мне архивом что ли его скинул, а то на ютюбе качество как-то не очень. Да и почему ты вообще его туда решил загрузить, никому не сказав?
- Не знаю, Валера, захотелось выпендриться что ли. Сегодня к кому на страницу не зайди – каждый альбом записал, скоро дойдет до того, что и слушать их будут только сами авторы. «Послушал мой альбом? Нет, у меня ж свой есть, я его слушаю».
- А ты все шутишь, я погляжу, - сказал Гуревич. – Хотя, доля правды тут, конечно, имеется.
- Слушай, а ты сам то где пропадал, последние два года?
- Да нигде, денег не было по ресторанам ходить. Как говорил великий ресторатор «Лучше б дома сидели». Вот я и сидел. Дома.
- Да с деньгами туго, конечно. – согласился Чиклин.
- А ты вот как альбом записал, если на голяке сам?
- Друзья помогли, на мастеринг в Америке насобирали. Остальное я все сам, тряхнул стариной, что называется.
- А вот скажи мне, Лёня, неудобный вопрос, конечно, но очень уж интересно. – Гуревич придвинулся к столу. – К музыке вопросов нет, но вот ты, когда тексты пишешь, ты чем бл**ь думаешь вообще? «Скажи, железный дровосек, ты же раньше тоже был изгоем?». Это, что вообще значит?
- Да х** его знает. Зато я уверен, такая строчка вряд ли кому-либо когда-либо в голову приходила. – ответил Чиклин. – Валера, а тебе какая песня больше всего понравилась?
- Про джедая, конечно. «В зелено-сером сюртуке, с бутылкой белого в руке». Романтика…
- Да, песня хорошая, ничего не скажешь. Прям, как завещал Иосиф.
- Ну и инструментал после нее ничего.
- «Зыбь»?
- Ага, зыбь. – Гуревич встал из-за стола. – от этого слова мне чего-то в туалет сразу захотелось.
- Да, слово такое, интересное. Мне показалось, оно отлично подходит для названия альбома. «Зыбь». Ты присядь, - Чиклин пристально посмотрел на Гуревича. – Мы ж еще не договорили.
- Ладно, ладно. А чего у тебя Карповка повсюду, на обложке там, в оформлении? – поинтересовался Гуревич.
- Я вырос на Карповке. И отец у меня там вырос. Родные места. Да и альбом я под своим именем выложил поэтому, – улыбнулся Чиклин. – Ты если в туалет хочешь, то знай, его здесь нет. Надо по соседству в ресторан идти, скажи там, мол, из пышечной, они знают.
- Чего они знают?
- Что из пышечной все к ним ссать ходят.
- Ладно, сейчас вернусь.
Гуревич, не одеваясь, выскочил на улицу, и тут же заскочил в соседнюю дверь ресторана.
За первым же столиком сидели его знакомые петербургские писатели – Носов и Аствацатуров.
- Здрасьте, Андрей Алексеевич, здрасьте, Сергей Анатольевич, - поздоровался Гуревич.
- Здраствуй, Валера.
- Сергей Анатольевич, с «нацбестом» вас, заслуженно.
- Спасибо, Валера.
- Андрей... – тут Гуревичу стало немного неловко. – Алексеевич… я в туалет вообще зашел.
- Спасибо, что сообщил, Валера.
Зайдя в туалет Гуревич выдохнул. Дело в том, что последний роман Сергея Анатольевича понравился ему куда больше, чем Андрея Алексеевича. Но момент был не самый подходящий, чтобы это им сообщить. «И все-таки литература еще держится» - думал Гуревич. – «Это вам не музыка. Есть нормальные премии, есть критики, издательства. Да, писатели бедные, но это их только красит. В то время как бедный музыкант выглядит как какой-то лох».
Выйдя из туалета Гуревич привычно осмотрелся. ИНТЕРЬЕР БЫЛ МИНИМАЛИСТИЧНЫЙ, НО СИМПАТИЧНЫЙ. ОБСЛУЖИВАНИЕ ОЧЕНЬ ХОРОШЕЕ. Проходя опять мимо столика Аствацатурова и Носова, Гуревич спросил: «А КАК ВАМ ЕДА ЗДЕСЬ?».
- ОЧЕНЬ ВКУСНО, - ХОРОМ ОТВЕТИЛИ ПИСАТЕЛИ.
Уже выходя из ресторана, Гуревич услышал, как Аствацатуров спрашивает у Носова: «Сергей Анатольевич, а кто ваш любимый джедай?». Гуревич усмехнулся.
На улице его уже ждал Чиклин, держа в руках его серо-зеленое пальто.
- Слушай, Лёня, - обратился к нему Гуревич, надевая пальто. – Песня «Джедай», она же про меня?
- Ты чё, бл*, попутал? Ты ж терпеть не можешь белое вино!
